Как дела? Спасибо.
Что ж, сегодня уже второй день конгресса; по-моему нам пора взяться за дело и перестать валять дурака, перестать вести разговоры о религии, о всякой чепухе, и перейти к... что ж, по крайне мере к самой что ни на есть сути вопроса.
Так вот, суть дела заключается в следующем: очень много лет тому назад пещерный человек по имени Аг решил, что он может сделать что-то для пещерного человека по имени Уг. В то время не было никаких законов, запрещающих Агу делать что-то с Угом, так что он начал валять дурака и сказал: «Будь в метре позади своей головы». Но затем эта технология была утрачена, и мы только что открыли ее заново.
Нет, шутки в сторону. Необходимо очень многое знать о том процессинге, который существует сегодня, и мы, то есть люди, занимающиеся процессингом, должны видеть различия в отношении очень многих вещей, чтобы очень четко понимать следующее: мы не пытаемся найти что-то неправильное в человеке, чтобы затем это исправить.
Вы знаете, что произойдет, если вы возьмете что-то неправильное и начнете... если вы попытаетесь найти что-то неправильное в человеке, а затем исправите это? Что ж, я предлагаю вам посмотреть Аксиомы жизни, которые приведены в «Создании человеческих способностей». То, что вы изменяете, продолжает существовать. Так вот, давайте посмотрим на это очень внимательно. То, что вы изменяете, продолжает существовать. Единственный способ, при помощи которого вы получаете продолжение существования, единственный способ, при помощи которого вы получаете время, заключается в том, чтобы изменять МЭСТ. Изменяя материю, энергию и пространство, вы получаете время. А если нет никаких изменений, то нет и времени – вот насколько это просто. Так что если вы попытаетесь хоть в какой-то мере изменить материю, энергию, пространство и... вы получите время, вы получите продолжение существования. Что такое время, как не продолжение существования? Таким образом, то, что вы изменяете, – если оно сделано из пространства или из энергии или из материи, – будет продолжать существовать. Вы должны очень хорошо это понимать.
Вот мы берем какой-нибудь автомобиль и перемещаем его в пространстве туда-сюда... я хочу обратить ваше внимание на одно явление, которое известно любому автомобилисту, хотя нет ни одного автомобилиста, который вполне понимал бы природу этого явления: когда автомобилист перестает водить свою машину, она разваливается на части. Вы когда-нибудь наблюдали такое? Вы оставляете машину в гараже, и тут-то ей и конец. Аккумулятор садится, шины спускают. Возможно, вы поставили ее на опоры, возможно, вы отнесли аккумулятор на станцию техобслуживания и там его поставили на постоянную подзарядку, возможно, вы все это сделали. Это позволяет в какой-то незначительной степени предотвратить разрушение машины. Но затем... затем, спустя три месяца, вы устанавливаете аккумулятор обратнов машину, вы снимаете ее с опор, и вы «врум-м-вв-вв-вв-вв-вв-вв-вв-вв-вв», «вв-вв-вв-вв-вв-вв-вв-вв-вв-вв», откуда-то сзади начинает подниматься дым от горящего масла, рулевое управление не работает. Это странно. Единственная причина, по которой эта машина вообще сохранилась, заключается в том, что Земля вращается и благодаря этому машина изменяет свое положение в пространстве, хотя бы в какой-то мере. Если бы ее положение в пространстве вообще не изменялось, ее бы не было; она перестала бы существовать. Так вот, это очень странно... очень странно. Я не призываю вас относиться к этому суеверно, я просто привел вам грубый пример из другой области.
Хорошо. Возьмем хроническую соматику; то, что мы называем «хронической соматикой»: боль, которая продолжает свое существование. Вот мы берем преклира, который испытывает эту замечательную боль, и говорим: «Переместите ее вправо, переместите ее влево, переместите ее вверх, переместите ее вниз, переместите ее вправо, переместите ее влево». Так вот, если бы тут не присутствовала жизнь, то эта боль продолжала бы существовать до скончания времен... если бы тут не присутствовала жизнь. Здесь есть еще один фактор, и порой благодаря лишь одному этому фактору все это сходит вам с рук, и это – пан-детерминизм: вы контролируете что-то, поэтому вы изменяете свое мнение относительно того, насколько это что-то является опасным. И хотя вы, возможно, больше не чувствуете этой боли, но поверьте мне, она по-прежнему существует.
Вы можете взять какого-нибудь преклира, у которого есть хроническая соматика и которого пытались излечить от этой хронической соматики так, как лечат хроническую соматику при помощи так называемых наук, занимающихся лечением... как эту хроническую соматику лечат при помощи наук, занимающихся лечением... и мы очень хорошо знаем, что у маленького Роско гланды в очень плохом состоянии. Мы это знаем. У него очень больные гланды. И вот кто-то наваливается на него сверху, чтобы он не мог подняться, понимаете, со всей добротой, ему на лицо надевают эфирную маску, со всей добротой, а когда он пытается сопротивляться, эти люди со всей добротой пихают его хррм-рм-хррм-ри-хм-рм, и у них есть хирургические инструменты в виде петель, и у них есть вода, и они скребут там вот так, они обрабатывают Роско так и эдак, затем его увозят оттуда, изменяют его положение после операции, пока он все еще спит, помещают его в больничную палату, которая находится дальше по коридору. Что ж, они, конечно же, вылечили его гланды. Понимаете, его вылечили от гланд... это уж точно. Каждый согласится, что у Роско больше нет гланд, верно?
Но ради Бога, как же тогда возможно такое, что дианетический одитор берет и отправляет этого человека назад по траку, отправляет его в прошлое и находит гланды, находит ту боль, которую этот человек испытывал во время операции? Как все это может существовать? Как такое возможно? И тем не менее одиторы это делают; очень многие из присутствующих делали это. И вот этот парень продолжает жить: «О-о... рах...рах», – эти гланды... ему трудно говорить, понимаете, у него постоянно болит горло. И мы спрашиваем себя, что же с ним не так? Все дело в его гландах, но их у него больше нет! Однако это именно то, что с ним не так: его гланды были изменены. Таким образом, как только мы делаем операцию, мы получаем продолжение существования данного состояния.
Эти люди берут кого-нибудь... я сейчас говорю о науках, занимающихся лечением... эти люди берут кого-нибудь, кто страдает артритом. Они делают ему инъекции препарата, содержащего золото, они до отказа накачивают его этим препаратом, они делают ему массаж, они засовывают его в мешок и трясут... я не знаю, что там они делают с людьми... они обрабатывают этого человека тем или иным образом. А его скручивает немного сильнее, и еще немного сильнее, и еще немного сильнее. Иногда происходит нечто потрясающее и такой человек выздоравливает... понимаете, как бы раз! – и он выздоравливает. Что ж, эта идея о том, что человек может «раз и выздороветь», преследовала науки, занимающиеся лечением, в течение многих-многих веков. Эти люди чувствовали, что должна быть какая-то кнопка... просто должна быть какая-то кнопка... раз уж больные, страдающие различными недугами, внезапно берут и выздоравливают. Им так и не пришло в голову, что перед ними, возможно, вдруг оказывается другое существо, которое не является больным. Задумайтесь об этом на минуту. Внезапное выздоровление вполне может объясняться тем, что перед нами появляется какое-то другое существо, которое не является больным; ведь все, что в этом случае нужно сделать форме жизни... точнее, все, что нужно сделать единице жизни, так это изменить свое мнение о том, кем она является, и просто полностью отсоединиться от того, чем она являлась прежде, сбросить с себя всякую ответственность за все и вся, чем она была прежде, – это что-то близкое к амнезии и так далее, – а затем сказать: «Что ж, я больше не являюсь тем человеком; я теперь другой человек».
Мы наблюдаем это явление в сфере религии. Мы видим, как кто-то в комнате выходит вперед, подходит к Эйми Семпл Макферсон или к кому-то еще из великих духовных лидеров, и мы подходим... мы видим, как этот человек выходит вперед и вдруг говорит: «Ух ты! Я спасен!» И Эйми или кто-то еще говорит: «Пройдите это еще раз», – и... [смех] Что же именно здесь произошло? Что ж, тут произошло замечательное изменение общения, но здесь произошло также изменение идентности. Изменилась идентность этого человека.
Так вот, вы могли бы сказать: «Я не (мое имя)», – понимаете, – «Я не (ваше имя)»... «Я кто-то другой», и если вы сделаете это как следует, то это действительно может осуществиться. Понимаете? Вы можете сказать: «Я больше не Освальд. Меня зовут Джо, и я живу в Кеокуке». И что произошло бы с этой хронической соматикой? Что ж, если бы человек сделал это для того, чтобы изменить эту хроническую соматику, то она у него все равно осталась бы. Вот что самое потрясающее.
Так вот, мы не говорим... мы говорим о хронической соматике, мы не говорим о психосоматических заболеваниях. Мы слишком долго путали эти две вещи. Хроническая соматика – это просто ощущение; секс можно было бы назвать хронической соматикой. Суть в том, что если у человека есть ощущение, это необязательно означает, что он болен. Понимаете, но многие люди именно так и думают, понимаете... они думают, что, если у них есть какое-то ощущение, значит, они больны: «Наверное, со мной что-то не так, у меня есть какое-то чувство в носу!» И мы говорим, что одни ощущения хорошие, а другие – плохие.
Однажды я проводил процессинг одной девочке, и она сказала... примерно в середине сессии (мы проводили процессинг не в отношении того, что ее беспокоило, мы просто работали над тем, чтобы она сориентировалась, и так далее)... и вдруг она посмотрела на меня и сказала: «Ух ты!»
Она сидела там и думала об этом. Потом она сказала: «Как же мне вернуть мою головную боль?»
Так вот, одному богу известно... одному богу известно, что для нее означала головная боль. Я не знаю. Возможно, это было какое-нибудь восхитительное ощущение! Кто знает.
Мы обнаружили, изучая науки, занимающиеся лечением, и просматривая работы Фрейда... мы обнаружили нечто потрясающее: Фрейд распределил людей по различным категориям, и с тех пор всегда было много людей, попадающих в эти категории. Он распределил всех людей по категориям; мазохист – это интересная категория... такой человек, судя по всему, наслаждается болью; он получает наслаждение, когда его бьют и так далее. Фрейд описал все это. Лично я никогда не встречал никого, кто был бы мазохистом, но я встречал многих людей, которые надеялись, что они мазохисты. [Смех.] И тут мы должны задать вот такой вопрос: Насколько сильной является боль? Насколько сильной является боль? Что люди называют болью? Это интересный вопрос. Вот приходит какой-то парень и говорит: «О-о-о, эта боль в боку меня просто убивает!» Что это? Легкая дрожь или мучительная боль? Так вот, люди переносят боль по-разному, но все мы склонны думать, что боль характеризуется какой-то конечной количественной величиной, которую можно измерить.
Так вот, затем нам встречается другой человек – он кричит, он корчится, он бросается на пол и начинает жевать ковер, потому что он слегка ударил по своему пальцу пилкой для ногтей. Вы знаете людей, которые просто невероятно преувеличивают любое ощущение.
Так вот, мы обычно думаем... я опять-таки возвращаюсь к работам Фрейда... мы обычно думаем о сексе, как о... мы в большинстве своем думаем о сексе, как о ряде приятных ощущений. Я хочу сказать, что это в общем-то является дефиницией: считается, что секс – это нечто желаемое и достижимое. Возможно, это ощущение, которое мы называем сексом, для огромного множества людей является сильной болью. Они знают, что для них это является сильной болью, но в то же время они полагают, что это ощущение должно быть приятным, поскольку все остальные знают, что это приятно, понимаете? И у этих людей возникает ужасное умонастроение из-за всего этого, поскольку это означает, что они не такие как все, или что в жизни было что-то изменено или искажено... и вот что тут забавно: возможно, мы все находимся под действием одной и той же делюзии! Понимаете? Возможно, среди нас просто бытует некое распространенное мнение, которое не имеет никакого отношения ни к одному из нас и согласно которому секс – это нечто приятное, хотя возможно, что секс причиняет боль всем и каждому. Видите, насколько быстро мы можем запутаться, когда начинаем классифицировать все это.
Вот что меня поражает: когда один человек описывает то, что он испытывает, другой человек, по всей видимости, его понимает. Это самое невероятное явление, которое вы только можете наблюдать. Вот этот индивидуум, личность, и у него самого от природы нет времени, пространства, энергии или массы (он лишь создает все это при помощи постулатов). У него, судя по всему, вообще нет никакого логического метода, при помощи которого, он мог бы создать все это так, чтобы вступить в общение с какой-то другой такой же единицей. Но вот эти два человека весело беседуют друг с другом и один из них говорит: «У меня ужасная боль». А второй ему отвечает: «О, у меня была похожая болезнь». Если вы послушаете разговоры людей, вы увидите, что они говорят именно так. Кто-нибудь приходит в гостиницу... в больничную палату, понимаете, кто-то входит в больничную палату, а там лежит какой-то парень – он пребывает в замечательном состоянии полусна... он находится практически в состоянии гипнотического транса, понимаете? И этот парень говорит: «У моего брата была болезнь, похожая на вашу. С ним происходило то же, что сейчас происходит с вами, и ему говорили, что он поправляется, ему говорили, что он поправляется, но он умер». К вам когда-нибудь приходили посетители, когда вы лежали в больнице? Что ж, как бы то ни было... это происходит всегда. Это весьма примечательно.
Так вот, никто не стал бы делать этого, если бы он никогда не получал сильной реакции в ответ на то, что он делает другим людям, не так ли? Это интересный факт. Человек не стал бы кромсать других людей при помощи слов или меча, если бы существовало хотя бы малейшее ответное воздействие, если бы то же самое могло произойти и с ним, не так ли? Он не стал бы этого делать. Так что очевидно, что с человеком ничего не может произойти в результате того, что он сделал следствием другого человека. Разве это не очевидно?
Что ж, это чрезвычайно странно. Должно быть, в отношении этого существует согласие. Само ответное воздействие, должно быть, является результатом согласия. Кто-то говорит: «Один из лучших известных мне способов защитить самого себя от причинения вреда – это заставить тех, кто может на меня напасть, согласиться с тем. что они каким-то таинственным и непостижимым образом пострадают из-за своих действий, направленных против меня». Так вот, это интересное соглашение, не правда ли? Какой замечательный защитный механизм! Или же это происходит механически? Это таинственные явления. Это таинственные явления, которые имеют самое непосредственное отношение к области религии. Происходит ли это механически? Если вы возьмете и отрежете голову Гертруде, то у вас, по крайней мере, появится боль в горле. Происходит ли это механически?
Что ж, если вы вступаете в общение с кем бы то ни было и где бы то ни было, то так уж получается, что все это происходит механически. Но по сути, в основе этого, вероятно, лежала идея о том, что это замечательный способ держать всех в узде. Однако это зашло гораздо дальше и перестало быть просто замечательным способом, позволяющим держать всех в узде, так что теперь вы можете быть совершенно уверены вот в чем: если вы подойдете здесь к водителю такси и начнете убеждать этого бесчувственного человека в том, что он причинил вам вред, он опустится до апатии. Вы действительно можете это сделать, если поработаете над этим достаточно долго.
Вот одна из интересных вещей, которые вы можете проделать с человеком в качестве небольшого эксперимента, позволяющего проверить все это... это интересный эксперимент (насколько твердым может быть согласие – вот о чем я сейчас говорю)... мы берем собаку... Собаки не думают, они просто реагируют, согласно одной из наук, которая называется – ха – «психология». Но однажды у меня была собака, которая могла думать... она меня раскусила. Как бы то ни было, мы берем эту собаку... это очень забавно, но эти механизмы действуют настолько точно, что вы можете привести эту собаку в тон задабривания, если начнете кричать и убегать от нее. Так вот, собака подходит к вам и слегка покусывает ваши брюки или слегка покусывает вас за руку или что-то в этом роде, и вы говорите: «Ой! Перестань! Не надо!» Понимаете? Собака не причинила вам ни малейшей боли, но вы говорите: «Не надо! Не надо! Пошла прочь!» Вы поворачиваетесь и начинаете убегать. И собака станет очень храброй. Если собака находится в достаточно хорошей форме, она станет чертовски храброй, а затем она внезапно подумает: «Вы знаете, возможно, я причинила ему боль». Она подойдет к вам и начнет лизать вашу руку, она будет смотреть на вас очень обеспокоенно.
Это самый грязный трюк, который вы можете проделать с ребенком. Цикл действия, через который проходит ребенок в такой ситуации, весьма интересен. Вот вас дубасит ребенок, понимаете... нормальное поведение для ребенка: он колотит вас так или эдак... и вдруг вы говорите: «Отойди! Мне больно! Не надо! Сейчас же перестань, мне больно!» Ребенок посмотрит на вас, вероятно, он подойдет к вам и посмотрит на вас, он поцелует это место, чтобы оно перестало болеть... ребенок обеспокоен. Вы резко опустили его по Шкале тонов до тона задабривания и беспокойства по поводу того, что он причинил боль другому человеку. Вот только вы не чувствовали никакой боли. Теперь вы видите, куда я клоню? Вы можете это сделать. Вы можете сделать это с кем угодно. И вы не чувствуете никакой боли.
Интересно, существует ли хоть какая-то боль где бы то ни было? Что ж, боли не существует, если только вы не стремитесь кого-то убедить. Так вот, давайте возьмем этот механизм, давайте очень внимательно рассмотрим этот механизм и пусть этот ребенок... это маленький отпетый хулиган; он жил на Парк-авеню. [Смех.] И вот этот маленький совершенно отпетый хулиган подходит к вам и говорит: «Ньярррх, ты, маменькин сынок», – и так далее, и затем он размахивается и бьет вас. И вы говорите:
«Ой! Не делай этого! Эй ты, ты сделал мне больно. Прекрати сейчас же!» А он в ответ:
«Ха-ха!», – понимаете, и, бац, бац, бьет вас опять. Между прочим, если человек довольно сильно застрял, если он довольно сильно аберрирован, он будет настойчиво продолжать все это, он будет колотить вас и так далее и... [вздох] Знаете, что вам нужно сделать в такой ситуации? Вам, вероятно, пришлось бы показать ему, что у вас из руки течет кровь... скажите: «Смотри. Вот что ты сделал». И этот ребенок подумает:
«Ну и ну! На самом деле я не хотел его уничтожать». Понимаете, теперь он убежден.
Проблема заключается вот в чем: какое количество энергии или массы необходимо, чтобы убедить человека? Какое количество боли необходимо, чтобы убедить кого-то, что вам была причинена боль? Какое количество боли вам необходимо включить, чтобы убедить какого-нибудь чертового стервеца? Сколько опухолей и уродливых деформаций тела вы должны продемонстрировать, чтобы убедить этого человека, что он должен опуститься по Шкале тонов и стать хорошим? Мы сейчас говорим о том же самом механизме?
Хорошо, вот одно интересное явление. Вот этот человек, он сражается и у него в руках копье, он делает выпад вперед и мы говорим: «Ой! Эй! Это опасно! Не надо!» – и так далее. И он отступает... поскольку ему платит за это какое-то правительство... он снова делает выпад вперед этим копьем. Что ж, если мы просто позволим ему подойти и слегка ранить нас, то он, вероятно, остановится. Но если это не сработает, то следующий... понимаете, нет вообще никаких причин, по которым мы должны – быть неточными, нет никаких причин, по которым нас не должны были бы просто проткнуть насквозь с самого начала. Мы можем проявить такую вот точность, так же как мы можем быть точными, протыкая людей. Хорошо. В следующий раз, когда этот человек сделает выпад вперед, нам придется получить несколько более серьезное ранение. И в конце концов, когда мы уже лежим в куче тел, а кругом лужи крови, разбитые доспехи, этот парень говорит: «Ха-ха! Бедняга. Что ж, он был достойным противником», – и он уходит. Что для этого потребовалось? Потребовалось почти полное уничтожение мокапа, чтобы убедить этого человека в том, что он причинил вред, что он поступил неправильно; и это смерть.
Таким образом, после того как с человеком происходит ряд инцидентов того или иного рода, он в конце концов осознает вот что: единственный способ, при помощи которого он может убедить других людей, что они должны относиться к нему немного лучше... поскольку он, похоже, не может приказать им это, держа меч в своих руках, он вкладывает меч в руки других людей и умирает; таким образом мы получаем этот замечательный механизм, который называется «смерть». Вот как можно действительно свести с кем-то счеты.
Спросите как-нибудь пятилетнего ребенка:
Подойдите к какой-нибудь семи-или восьмилетней девочке... совершенно невозможно – я уверен – найти где бы то ни было ребенка, который находился бы в достаточно хорошем состоянии и который не смог бы перечислить вам с десяток подобных случаев. Вот эта девочка лежит в гробу, кругом цветы... вот тогда бы они узнали! Это убедило бы их, что они должны были относиться к ней лучше! Они все должны были относиться к ней лучше... или к нему.
Вы можете попросить какого-нибудь ребенка, чтобы он снова и снова повторял:
«Они должны были относиться ко мне лучше». Просто эту фразу; вы просто просите его, чтобы он повторял это снова и снова, при этом вы ему ничего не объясняете и больше ничего ему не говорите... и что же произойдет? [Шмыг.] Он начнет плакать. Запросто. Он уже загнал себя на полметра в могилу, просто повторяя эту фразу: «Они должны были относиться ко мне лучше».
Так вот, допустим, мы собираемся работать с какой-нибудь хронической соматикой: с какой-нибудь тупой болью, с какой-нибудь острой болью, или с ощущением, или с какой-нибудь уродливой деформацией тела, с каким-нибудь состоянием, имеющимся у человека, или же с каким-нибудь состоянием, присутствующим в его жизни. Мы собираемся работать с любым из этих факторов... с хроническим состоянием... и мы обнаружим, что если мы попросим человека снова и снова повторять: «Они должны были относиться ко мне лучше», это состояние начнет включаться все сильнее, сильнее и сильнее. Если мы работаем всего лишь с тем обстоятельством, что человек не может заработать себе на жизнь или с чем-то вроде этого, то такое положение дел усугубится. Понимаете, этот человек станет еще беднее. Если мы попытаемся помочь ему справиться с переломом ноги или с чем-то в этом роде, то его нога начнет болеть и у него начнутся осложнения. Мы в этом не сомневаемся.
Здесь дух оказывает воздействие на тело, здесь тэтан контролирует анатомию и управляет машинами. Вот что доказывает, убеждает, способно убедить. И когда индивидууму не удается добиться цели при помощи идей, он делает эти идеи плотными, и мы получаем массу.
Что такое масса? Масса – это идея, с помощью которой индивидуум не смог добиться своей цели. Она изменялась много раз, и бог ты мой, она продолжает существовать! И если вы хотите, чтобы она продолжала существовать еще, повертите ею еще.
Так вот, на Шкале тонов на самом деле существует два уровня. Выше 2,0 – это выживание. Ниже 2,0 – это гибель. Иначе говоря выше этой искусственной произвольно выбранной цифры 2,0 цель индивидуума – это выживать. Понимаете, это выживание... вот здесь. Но ниже этого уровня... и пожалуйста, уясните этот факт, пожалуйста, поскольку это в огромной степени облегчает жизнь одитору... ниже этого уровня цель индивидуума – это погибнуть. Так вот, цель можно выразить в процентах. Иначе говоря, кто-то на 70 процентов хочет погибнуть, а на 30 процентов хочет выживать; таким образом, человек оказывается в очень противоречивом умонастроении... как мы могли бы назвать это в разговорной речи – умонастроение. (Я не знаю, что такое умонастроение. Можно назвать это «комбинацией идей», это было бы гораздо точнее.) Хорошо. Итак, этот человек на столько-то процентов хочет погибнуть и на столько-то процентов хочет выживать.
Теперь мы опускаемся по Шкале тонов и обнаруживаем, что этот человек на 90 процентов хочет погибнуть, а на 10 процентов хочет выживать. Что ж, тут уже почти не остается противоречия. Одна из первых вещей, о которых подумает этот парень, когда он думает о себе, это то, как ему убить самого себя... если он сможет подумать о себе, находясь на этом уровне. Если он подумает о вас, то он, пожалуй, подумает, как ему убить вас. И мы получаем диапазоны, соответствующие преступникам... весьма интересное проявление. Когда человеку не удается убедить общество в том, что он представляет собой ценность, он может начать двигаться по нисходящей спирали, опускаться на уровни, соответствующие гибели, где необходимо убийство или смерть, как единственное достаточно веское доказательство... преступность. Он не может иметь, поэтому он должен воровать, это скрытое обладание. Воровство – это просто скрытое обладание. И он должен кромсать на куски, превращать в ничто, уничтожать, избивать всех вокруг. Он не может позволить себе хорошо относиться к этим людям. Почему он не может? Что ж, он знает, что лучше всего для любого человека – погибнуть.
То же самое вы можете наблюдать, когда проводите человеку какой-нибудь процесс на воспроизведение, а потом заставляете его провести этот процесс на какой-нибудь части его тела, например на ухе. Понимаете? «А теперь получите идею о целях вашего уха». Понимаете? «Каковы цели вашего уха?», – понимаете, и вы продолжаете в таком духе. Первое, с чем вы при этом столкнетесь... вот одна из первых вещей, с которыми вы столкнетесь: «Ух ты, пусть все будут ушами!» Вот что думает это ухо, понимаете: – Каждый должен быть ухом!» Большой палец ноги думает: «Каждый должен быть большим пальцем ноги!» Точно так же и этот человек думает: «Каждый должен быть мертвым». И мы получаем эту замечательную философию, это великолепное украшение мышления всего человечества – «Воля и представление», – созданное парнем по имени Шпопенгауэр, который, исходя из величия своей немецкой мудрости и умозаключения о доведении до абсурда, решил, что человечеству будет лучше всего, если все и вся немедленно все бросят и остановятся на месте, и это будет конец! И это самое лучшее [щелчок], что можно сделать!
Но это все же более высокий тон, чем у Гитлера, который говорит: «Так вот, ну-ка посмотрим, самый лучший для немцев способ жить – это всех убить». Ведь эта вселенная устроена так, что если индивидуум начинает всех убивать, он умирает сам. Существует возмездие. Оно карает быстро и в полном соответствии с тем, что этот индивидуум делает.
Если человек думает, что он может быть счастлив, не делая счастливыми тех, кто его окружает, он сумасшедший. Прошу прощения, это технический термин из области психиатрии. Он целиком и полностью является собственностью психиатрии. Но этот парень все равно сумасшедший.
Таким образом, тут мы наблюдаем нечто весьма странное: существует взаимодействие между одним человеческим существом и другим человеческим существом, и чтобы вообще могло существовать хоть какое-то общение, это взаимодействие должно подчиняться определенному шаблону, в отношении которого было достигнуто согласие. Если мы хотим продолжать хоть какое-то общение или действовать совместно с теми, кто нас окружает, то мы оказываемся под действием всех законов, правил, а также последствий общения. А если мы не чувствуем, что мы достаточно сильны, достаточно мудры, достаточно компетентны и способны, чтобы справляться со всем этим, то нам вообще не нужно жить среди людей, нам нужно найти себе какую-нибудь славную маленькую пещерку в Атласских горах или где-нибудь еще и жить там, питаясь козьим молоком.
Так вот, индивидуум неизбежно придет к выводу, что он не сможет поддерживать общение... он неизбежно придет к выводу, что для него будет невозможно продолжать общаться со всеми этими людьми... если он сам считает, что все или, по крайней мере, многие должны умереть. Так вот, вы следите за мыслью? Если индивидуум вынужден найти себе клетку или пещеру, значит, он уже пришел к выводу, что все остальные должны умереть. Почему? Да потому, что, когда он разговаривает с людьми, у него возникает своего рода ощущение умирания, а это сразу же указывает вам на то, какое намерение он вкладывает в свое общение. Если он сам испытывает умирание, когда разговаривает с людьми, значит, он сам не желает ничего хорошего тем людям, которые его окружают. Как раз наоборот: если его отпустить, если дать ему немного свободы, то он как следует наточит меч и возьмется за дело.
Именно из-за такого индивидуума и из-за необходимости сдерживать его, возникает то, что известно нам как полиция... которая в разумном, душевно здоровом обществе приносит примерно столько же пользы, сколько бубонная чума. И тем не менее нас учат, что если бы в обществе не было полиции, то всех бы убили. Что ж, это свидетельствует об огромном доверии тем, кто нас окружает, не так ли? Чье это умозаключение? Это должно быть умозаключением того, чьи намерение и цель – убить всех, чтобы они знали. Следовательно, идея о том, что кого-то необходимо ограничивать, идея о том, что кого-то нужно сдерживать, что нужны барьеры, что кого-то нужно остановить и сломить, – эта идея должна неизбежно исходить от тех, кого нужно сдерживать и ограничивать.
Ощущение того, что общество вас терзает, не является чем-то неестественным. Но когда это ощущение приводит человека к выводу, что для того, чтобы выживать, ему не остается ничего другого, кроме как терзать всех и вся, тогда он оказывается потерян для себя и для всех остальных и ему следует найти себе такую пещеру.
Это отрицательные моменты, связанные с общением. Теоретически индивидуум сам по себе, в отсутствии пространства, в отсутствии энергии и материи, мог бы выживать в состоянии, при котором отсутствует время и которое может существовать бесконечно. Разве это не парадокс? Теоретически это возможно. Теоретически индивидуум мог бы находиться в таком состоянии, при котором у него не было бы желания участвовать в каком бы то ни было общении, при котором он не хотел бы участвовать в совместных действиях, при котором ему не нужно было бы ничего этого и он даже не знал бы о существовании всего этого. Теоретически такое состояние может существовать.
Но если имеет место общение, у нас прежде всего должно быть два терминала... Даже если человек разговаривает сам с собой, он все равно должен сказать, что часть его самого является кем-то другим. Таким образом, речь идет о состоянии, при котором существует два терминала. И как только у нас появляется такое состояние, при котором существует два терминала и имеет место общение, начинает создаваться какая-то вселенная. И если создание этой вселенной продолжается и доходит до того, что общение, похоже, становится невыносимо болезненным для большинства ее обитателей, то кому-то следует воспринять эту вселенную «как-есть».
Здесь мы имеем состояние, при котором единственной панацеей... единственной панацеей в том, что касается механической стороны дела... единственной панацеей от пространства и энергии, материи и времени является общение. Это единственный целительный элемент, который позволяет надежно изменить, преобразовать и ликвидировать, без каких-либо негативных последствий, пространство, энергию и материю.
Что происходит с человеком, который избегает общения? В какого рода черное стекло превращается его банк? Что происходит с индивидуумом, который говорит... который уже принял общение, вступил в общение... и теперь говорит: «Общение – от него я чувствую себя плохо. Мне оно не нравится. Оно слишком болезненно, чтобы говорить. Оно слишком ужасно, чтобы задумываться об этом. Я должен воздвигнуть барьеры вот здесь, и посадить секретарей вот сюда, и обрезать телефонные кабели вот тут, и разорвать всю почту вот здесь». Этот человек уже на пути. Куда? Что ж, во-первых, он на пути к тому, чтобы начать думать, будто все люди преследуют его, и в то же время – к выводу о том, что он должен преследовать всех. Иначе говоря, это человек с Уолл-стрит.
Так вот, такое состояние не является очень уж опасным. Но вот мы опускаемся по Шкале тонов на четыре-пять гармоник ниже, и оказываемся в состоянии, которое действительно является очень интересным. Мы оказываемся на уровне, на котором находится политик-фашист, преступник, сумасшедший, психиатр. Мы оказываемся на уровне людей, которым необходимо яростно использовать массу, чтобы что-то доказать кому бы то ни было.
Китайцам это очень хорошо известно. Когда-то давно мне рассказали одну небольшую историю о китайцах. Двое кули, двое ребят-рикшей тащили по улице свои коляски, затем они бросили их и начали: «Нии-чонги-тонкио-аламн-гуньон» – и... они кричали друг на друга. Там был один американец со своим китайским другом, он смотрел, как этот диалог все продолжался, продолжался и продолжался. В конце концов он повернулся к своему китайскому другу и спросил его:
Таким образом, мы имеем дело с таким вот интересным явлением. Мы имеем дело с таким вот интересным явлением: у нас есть идея, которая является самодостаточной; затем у нас есть идея, которая должна быть подкреплена некоторым количеством пространства, некоторым количеством энергии и некоторым количеством массы; затем у нас есть идея, которая должна быть подкреплена большим количеством энергии, большим количеством пространства и большим количеством массы; а затем у нас есть идея, которая является настолько опасной и настолько слабой, что ее приходится подкреплять мыслезаключением о том, что пространство, энергия и масса
– это что-то плохое, и вы будете наказаны!
Когда кто-то начинает говорить вам, как там у них все плохо, и что вас всех порубят на куски, что вас нарежут дольками, что с вами будут происходить ужасные вещи, вас посадят в тюрьму на 126 лет, а в тюрьмах просто ужас, что творится, и так далее, – когда какой-нибудь парень начинает высказываться в таком духе, он тем самым признается вам, что у него больше не осталось идей. Определенно, у него не осталось действенных идей... определенно, не осталось действенных идей.
Так вот, люди довольно легко попадают в такое состояние. Они думают, что пространство, энергия и масса являются важной движущей силой и что в мире не существует более важной движущей силы, чем пространство, энергия и масса. И они думают, что все это... что это просто замечательные вещи. И в то же время они думают, что время это величайший целитель.
Время – это не великий целитель; это великий шарлатан. Поскольку время, масса, энергия и пространство не существуют независимо от постулатов жизни. Мы смотрим всего лишь на еще один набор постулатов, которые преподнесены нам в силу настойчивой необходимости убедить нас.
Таким образом, мы имеем дело с проблемой, когда смотрим на человеческое существо. Мы имеем дело с проблемой. Это человеческое существо оказалось в интересном положении: оно верит, что не может никого убедить в том, что оно присутствует, если только оно не предъявит тела. Единственный способ убедить кого-то в том, что вы присутствуете, это предъявить им тело. Так вот, разве это не интересно? Задумайтесь об этом на минутку. Это начнет казаться вам полнейшей нелепостью. Единственный способ убедить кого-то в том, что вы присутствуете или что вы кем-то являетесь, это предъявить тело. Мы показываем людям тело, это их убеждает. Оно стоит в пространстве, оно перемещается, используя энергию, оно является массой... и благодаря этому люди знают, что вы существуете.
Если кому-то из вас трудно представить, как, черт возьми, люди могут узнать, что вы присутствуете, если только вы действительно не предъявите им тела, осознайте такую вот интересную вещь: вы, должно быть, пытаетесь не допустить, чтобы вас обнаружили.
Задумайтесь об этом на минутку. Если вы считаете, что единственный способ сделать так, чтобы кто-то знал, что вы присутствуете, это предъявить ему тело, то вы помещаете вот сюда что-то вместо самого себя и говорите: «Эй, тцк, тцк, тцк. Это я. Ха-ха!» Славная шутка! Все говорят: «Как дела, мистер Джонс?» – и так далее. И если Джонс находится вот здесь вверху и не делает ничего, чтобы о нем узнали, то, должно быть, он все-таки убежден, что его не должны обнаружить; он убежден, что если его обнаружат, то с ним что-то случится, и здесь мы имеем дело с вершиной аберрации, это наивысший уровень аберрации: «Если меня обнаружат, мне это как-то повредит. Есть что-то несколько неправильное в том, чтобы быть обнаруженным».
«Есть что-то несколько неправильное в том, чтобы что-то обнаруживать» – это кейс «черная пятерка». И не просто что-то несколько неправильное: «Я не должен ничего обнаруживать, это уж точно. Я абсолютно ничего не должен обнаруживать. Если я буду смотреть, я могу что-то увидеть, а если я что-то увижу, ууууу!» Но вот что забавно: это «ууууу!» не подкреплено вообще никакими доводами, никакими обоснованиями, это просто «ууууу»!
Так вот, вы можете принять эту идею о том, что страх быть обнаруженным, или нежелание быть обнаруженным, или даже огромное желание быть обнаруженным, как в случае с человеком, который выставляет себя напоказ, или эксгибиционистом (и у нас появилось множество таких людей после того, как Фрейд их придумал)... должно быть, в этом есть некоторая доля истины, поскольку применение всего этого к духу человека (при условии, что он сотрудничает) позволяет добиться значительных изменений в его поведении, в его интеллекте, в его способностях, в его восприятиях и в его желании быть воспринятым. А если, используя эти факторы, мы можем добиться значительных изменений в идеях человека, в его личности, если мы можем сделать его лучше, сделать его более свободным, то мне кажется, что мы, должно быть, имеем дело с чем-то близким к истине. Это необязательно верно, что мы имеем дело с самой истиной, речь идет просто о действенности.
Истина – это очень интересная штука, поскольку единственный способ получить какое бы то ни было продолжение существования, единственный способ получить продолжение существования какой бы то ни было формы, или энергии, или массы – это изменить истину. Только если мы искажаем истину, мы получаем продолжение существования. Это невероятно, но это совершенно верно.
И какой-нибудь пессимист подумает... он подумает: «Вы хотите сказать, что все, на что я смотрю, содержит в себе ложь?» Что ж, если вы хотите выразить это в такой вот грубой форме, то да. Если ложь можно определить, как искажение истины или отход от самой истинной истины, которая вам известна, то это совершенно верно. Этот пол существует потому, что он является чертовской ложью. Но человек может легко привыкнуть ко всей этой лжи. Только когда индивидуум начинает беспокоиться по поводу этой лжи, когда он сильно расстраивается из-за этой лжи, только тогда то, что состоит из лжи, выходит из-под его контроля.
Но это не дает права кому бы то ни было вроде Гитлера только и делать, что лгать. Если кто-то только и делает, что лжет, то он тоже создаст для всего состояние «как-есть». Он вызовет такое продолжение существования лжи, что у него не останется никакой истины. У вас всегда должна оставаться какая-то толика истины: поскольку именно искажение истины дает нам продолжение существования, дает нам выживание. Мы должны искажать или постулировать заново истину. А если вы искажаете ложь и продолжаете искажать ложь, вы получаете нечто совершенно иное, поскольку в этом случае у вас нет первого постулата, за которым мог бы последовать второй. Всегда должна присутствовать какая-то доля истины, и только когда не остается никакой истины, дело кончается плохо и мы получаем ничто.
Таким образом, те уроки, которые мы извлекаем сегодня в Саентологии, когда проводим процессинг, это очень, очень интересные уроки. Они позволяют нам перебросить мостик через некоторые из величайших философских головоломок, которые когда-либо задавал человек, и разрешить их. Что такое справедливость? Что такое правильно? Что такое неправильно? Какое поведение является хорошим? Какое поведение является плохим? Единственное, что вообще не так со многими людьми, что, по их мнению, с ними не так, так это то, что они не вполне могут понять, как все это должно быть. Они видят, что повсюду преуспевают скверные, порочные люди, преуспевают негодяи. Они видят это постоянно. Они видят нес несправедливость, продажные суды, они видят, что вероломство и лжесвидетельства повсюду вознаграждаются. И что-то внутри них говорит, что единственное, на что вообще может полагаться вся эта вселенная и каждый из нас, находящийся в ней, так это на истину. И как-то так получается, что истина – это порядочность, великодушие, щедрость, милосердие, доброта. Они понимают это, и тем не менее они видят, что вознаграждается лишь порочность. Они сталкиваются с такой головоломкой, и они просто говорят: «Вр-рр-рр-рр-рр! Мне это не нравится!»
Единственное, что с ними не так, это то, что они утратили так много своей собственной фундаментальной истины, что они уже не могут бороться с ложью. И единственное, что вы должны с ними сделать, так это позволить им обрести вновь какую-то часть их фундаментальной истины; позволить им увидеть, что порядочность, доброта, справедливость, милосердие, щедрость вознаграждаются; позволить им увидеть, что эти вещи являются основными; позволить им увидеть, что общение не является чем-то плохим, что это нечто хорошее; позволить им увидеть, что порядочность и честь существуют.
Как вы можете позволить им увидеть это? Процессинг. Сегодня почти любой процессинг ведет человека в этом направлении.
Если вся истина, которая была у индивидуума, извращена, у него не остается ничего. Поскольку в основе единственной существующей действительности должна лежать какая-то доля истины. А затем, чтобы эта действительность продолжала существовать, она должна быть искажена. А когда мы искажаем то, что было искажено, а затем искажаем уже это искажение, мы оказываемся в паутине лжи, которая может поймать в ловушку кого угодно... и даже поймала в ловушку некоторые из лучших умов нескольких последних тысячелетий. Если вы этому не верите, почитайте некоторые из тех книг, что написаны философами. Почитайте трактат Платона о человеке. Если вам когда-либо доводилось читать что-то нелепое и непрактичное, так это оно и есть. Он достаточно далеко отошел от истины... даже Платон... так что решил, что человек сам по себе является довольно злобной тварью.
Так вот, процессинг сегодня зависит не столько от изменения моральной природы индивидуума, сколько от восстановления его способности распознавать истину и быть ею.
Что же такое истина?
Если вы хотите знать, что представляет собой истина для этой вселенной, то посмотрите на дефиницию статики и, боюсь, на ту довольно-таки узкую дорожку, которая представлена пятьюдесятью одной аксиомой в книге «Создание человеческих способностей». Эти аксиомы работают, поскольку они подводят индивидуума ближе к истине и уводят его гораздо дальше от катастрофы и лжи, чем что бы то ни было еще. Так что, должно быть, в эти аксиомы вплетена нить истины, поскольку, используя их, индивидуум вновь обретает истину.
В чем заключается фундаментальная истина?
Фундаментальная истина заключается в том, что индивидуум может выживать без какого бы то ни было общения с теми, кто его окружает. Он может. Он может продолжать существовать так или иначе при помощи своих собственных постулатов. Он может. И у него не будет никаких игр... ни одной. У него не будет возможности повеселиться... вообще никакой. Но, возможно, это нормально. И эта истина заключается в том, что каждый индивидуум волен выбирать, куда он желает идти, волен делать то, что он предпочитает делать, и волен думать то, что он хочет думать.
Лишь когда его свобода выбора нарушается им самим и его соглашениями, мы получаем что-то плотное, мы получаем барьеры. И эти барьеры становятся тягостными и очень скверными только тогда, когда у индивидуума оказывается больше барьеров, чем истины.
Поэтому мы говорим преклиру, который не может как следует экстериоризироваться, что мы должны провести ему еще немного процессинга. Почему? Мы должны изменить его уровень истины, иначе говоря, мы должны сделать меньший акцент на этих барьерах и больший акцент на самом индивидууме. Следовательно, если мы проводим процессинг в отношении хронической соматики, если мы проводим процессинг в отношении тела, если мы проводим процессинг в отношении пространства, энергии и массы, то мы изменяем барьеры, а они продолжают существовать, лишь когда мы их изменяем. Таким образом, у нас остается одна область, в отношении которой следует проводить процессинг, и она гораздо более важна, чем область барьеров; мы должны проводить процессинг в отношении самой истины, которая находится в вас, истины, которая и есть вы, тэтан.
И следовательно, тэтану можно проводить процессинг до бесконечности и это не вызовет продолжения существования каких-либо нежелательных состояний. Проведение ему процессинга не приводит к возникновению каких бы то ни было отрицательных моментов. Вы можете работать с его проблемами и изменять их, не вызывая появления каких-либо отрицательных моментов, и единственный отрицательный момент, связанный с одитингом, возникает лишь в том случае, если вы работаете с барьерами, поскольку тогда вы заставляете их продолжать существовать. И поэтому мы больше не проводим процессинг в отношении каких бы то ни было барьеров. Все, что мы делаем, так это, вероятно, приучаем индивидуума к идее о том, что кое-где, возможно, и существуют кое-какие барьеры, и что он может осознать это и при этом не умереть. И когда мы этого добились, мы можем продолжать проводить процессинг индивидууму.
Поэтому, мы не имеем дела с науками, занимающимися лечением... поскольку в том, с чем мы работаем, то есть в тэтане, в духе человека, нет абсолютно ничего, что было бы не так.
Спасибо.